Вклад мечты в ВВП

Мы продолжаем совместный проект с РБК. В новой публикации — мнение финансиста Евгения Кузнецова о судьбе инноваций в России. Он уверен, что у нашей страны есть все шансы стать лидером новой мировой технологической революции, но для этого нам необходимо мобилизовать заложенную в нас энергию предпринимательства. Краткий вариант авторской колонки Евгения Кузнецова вы сможете прочесть на РБК, а мы предлагаем вашему вниманию полную версию

Прямо сейчас, неотвратимо и для многих безжалостно, в мире происходит новая технологическая революция.  Она кардинально меняет нашу повседневную жизнь, трансформируя форматы взаимодействия людей, делая информацию, знания и технологии доступными каждому. Она меняет природу человека, развивая новую медицину, нейроинтерфейсы и искусственный интеллект. В успех этой революции вложены гигантские человеческие ресурсы и триллионы долларов. Одних (людей, корпорации, страны) она возносит, других низвергает в ничто.

Увы, но пока Россия находится на периферии этого процесса.  Подавляющее количество прорывных исследований делается в США, Европе и Китае. Россия занимает в глобальной науке примерно такое же место, как и в глобальной экономике, где ее доля около 2%. И этот факт нужно признать с определенной неизбежностью, без рассуждений о «великом прошлом». Надо ли из этого делать какие-то негативные выводы?  С одной стороны, очевидно, что мы отстаем. С другой стороны, если посмотреть на все предыдущие технологические революции, то Россия практически всегда начинала в «отстающих». Белые начинают, но обречены ли черные?

Россия занимает в глобальной науке примерно такое же место, как и в глобальной экономике, где ее доля около 2%

Если посмотреть в прошлое, на много столетий, то Россия всегда отличалась историческим умением в достаточно сжатые сроки за счет сверхвысокой концентрации усилий наверстывать технологическое отставание и обеспечивать доминирование в секторах, заимствуя лучшие практики и адаптируя их к своим условиям. Эту историческую особенность можно считать «особой российской формулой», состоящей в том, что Россия тратит меньше ресурсов в начале технологической революции, но потом, путем чрезвычайной концентрации и мобилизации, догоняет и становится включенной в создание нового технологического уклада и использование его преимуществ.

И тут особенно важно понимать, что технологическая революция случается как факт не тогда, когда появляются первые изобретения этой революции, а тогда, когда на основе этих изобретений появляются новые модели управления. Автомобильная революция произошла не тогда, когда произвели автомобиль, а когда изобрели конвейер. Кораблестроительная революция произошла не тогда, когда произвели первый корабль, способный пересечь океан, а когда были построены большие верфи и ремесленные поселения, которые были способными производить десятки и сотни кораблей. И сейчас вопрос не в том, кто первый разработает эффективный искусственный интеллект, а кто первый научится управлять обществом, в котором искусственный интеллект работает лучше человека. Технологическая революция всегда меняет модели государственного и глобального управления.

В условиях технической революции, как ни парадоксально, ключевое внимание нужно уделять вопросам гуманитарного строительства

В этой ситуации, как ни парадоксально, ключевое внимание нужно уделять вопросам гуманитарного строительства. У нас же доминирует предельно «технократический» подход к происходящим изменениям. Мол, главное разработать искусственный интеллект или наплодить ферм для майнинга биткоина, а дальше кривая выведет. Однако, беспилотные автомобили массово не ездят по улицам не потому, что они плохо работают. А потому что общество к ним не готово и не знает, как отвечать на вопросы, когда начнут происходить аварии со смертельными исходами. И сейчас разработчики искусственного интеллекта для автомобиля больше работают над этикой, которая сможет объяснить человеку как взаимодействовать с беспилотным автомобилем в разных, в том числе аварийных ситуациях, чем над «железом».

Если сжато суммировать выводы истории, то для того, чтобы быть лидером технологической революции, нужно, прежде всего, трансформировать общество, культуру, выработать новые ценности и модели управления. Так, к примеру, Англия вырвала у Голландии лидерство как кораблестроительная держава, предложив вместо слободского-ремесленного подхода в кораблестроении национально-инженерный (именно этот урок вынес Петр I из посещения Заандама и Британии, руками попробовав делать корабли и там, и там).

Проблема в том, что новой социальной философией, культурой и ценностями нового мира у нас в стране практически никто не занимается. В мире поиск идет, но пока нельзя назвать его успешным – новой, массово принимаемой философии нового мира еще не возникло. Рывок произойдет, я абсолютно уверен, за счет некой яркой содержательной социальной философии, которая даст возможность человеку найти себя в грядущих масштабных технологических изменениях. Ведь смысл любых технологий – это ответ на первичные, вечные вопросы и запросы человека. Как «право на счастье», которое академик Сахаров хотел включить в Конституцию.

Новой социальной философией, культурой и ценностями нового мира у нас в стране практически никто не занимается

В позапрошлую технологическую революцию, 150-100 лет назад так же возник разрыв между технологическими и социальными изменениями. Развивалась индустриализация. Появлялся огромный класс фабричных рабочих. Появились огромные города, заселенные пролетариатом. Под новые нужды рынка труда менялась школа, семья, социальные институты. Но социальная философия не отвечала на вопрос – «как с этим жить»? Она пролетариат-то особо не замечала, относя его к общей категории «чернь». Ответы на вопросы нового уклада смогли дать идеи коммунизма. В России они достигли пика, потому что сумели дать ответ максимальному количеству людей на максимальное количество вопросов. И благодаря исторической конъюнктуре, эти идеи победили. И на всю эпоху индустриальной цивилизации (которая, надо признать, окончилась), они были одним из ключевых кирпичей концепции «общества всеобщего благоденствия». А как ответ на них возникла и более современная либеральная философия, апеллировавшая не к «пролетариату», а к «среднему классу», давшая другие, но вполне успешные ответы на те же самые вызовы. И эта философия была успешнее в следующей индустриально-технологической революции, когда актуальнее и важнее стали иные социальные конфликты, так же порожденные изменением в структуре производства и потребления.

Сейчас же мы подходим к рубежу, когда глобально исчерпаны практически все идеи и концепты. Рожденные, так или иначе, Великой Французской революцией (которая так же стала следствием технологической), основные концепты либерализм, национализм и коммунизм за последние два с половиной столетия прошли долгий путь формирования, кристаллизации, доминирования и падения. И в настоящее время кризис идей, не способных полностью ответить даже на тенденции и события настоящего, не говоря о будущем, становится все более очевидным. Мир же трансформирует социальная философия, объясняющая происходящие социальные и технологические изменения, а технологический компонент этих изменений вторичен. В современной ситуации это означает, что на первый план выходит менеджмент культуры, социальных и этических установок.

Мы подходим к рубежу, когда глобально исчерпаны практически все идеи и концепты, рожденные, так или иначе, Великой Французской революцией

Каков в этой связи мой прогноз для России? Я бы сказал — умеренно позитивный. Страна продолжает выделяться своим креативным и творческим потенциалом. Практически по всем рейтингам инновационности – они основной фактор, который поднимает Россию. Еще одни важный фактор – это мобилизационный потенциал. В какой-то момент Илья Муромец слезал с печи и начинал делать дела. Сегодня основной мобилизационный контур, который всегда «вывозил» Россию, пока еще не вовлечен в технологическое развитие. Сработает ли он? Все последнее тысячелетие срабатывал.

Но для реализации мобилизационного сценария нужно давить на газ. Расходы на науку надо минимум удвоить, а может быть и утроить. И сделать это нужно волевым усилием, безотносительно того, нравятся или не нравятся люди, которым достанутся эти ресурсы. Ровно так делали Петр, Сталин, Александр III. Что еще делал Петр? Он создавал потешные полки, а потом распространял новый уклад  на всю армию. Вот у нас есть свои «потешные полки», Сколково и другие институты развития, но их опыт уже пора распространить на всю страну. Чтобы зоны, комфортные для технологического предпринимательства появились в каждом регионе, а создаваемые там глобальные технологические компании и были центральным из показателей эффективности работы губернаторов.

Для реализации мобилизационного сценария нужно давить на газ — расходы на науку надо минимум удвоить, а может быть и утроить

Но мобилизация сейчас – это не «закручивание гаек». Это мобилизация, прежде всего, предпринимательской энергии и воли талантливых людей. Основной «солдат» новой технологической революции – не рабочий или инженер. А предприниматель, предприниматель в науке, в бизнесе, в обществе. Человек «предпринимающий», инструменты для успеха которого и становятся массовыми «платформами» в новом укладе. Интернет, смартфон (процессор которого мощнее, чем у компьютера времен лунной программы) – все это позволяет делать успешные проекты без концентрации госресурсов. Новые механизмы финансирования – все это про предпринимательскую свободу, а не про хождение строем.

Еще одно ключевое направление – это «реэкспорт» людей. Технологические революции в России всё время происходят одинаково: в страну начинают массово приезжать ученые мирового уровня. Так было при Петре, так было в XIX веке. Так было и при  Сталине, когда из США и Германии массово завозились инженеры. Их трудами, во многом, и была построена советская индустриальная мощь. Здесь я хочу напомнить, что в Россию до конца XIX века въезжало больше людей, чем выезжало. Причем въезжали в основном достаточно образованные люди из Европы, прежде всего Австрии и Германии. Это были фермеры, инженеры, ученые, врачи, офицеры. Это хорошо известно из литературы XIX века. Объем миграции был на порядок ниже, чем объем миграции в Америку, но, тем не менее, он был, и вклад ее сложно переоценить. Эта ситуация, увы, прекратилась в XX веке.

Все страны мира столкнулись с «утечкой мозгов» и оттоком талантов. Но лидеры научились с этим работать, и мы должны брать пример с Китая и Израиля, которые вернули огромную долю своих ученых, и благодаря этому приобрели фантастические темпы технологического развития. Современная экономика – экономика талантов – отчаянно нуждается в том, чтобы сальдо их миграции было позитивным, чтобы креативный потенциал нации рос, а не был источником чужих достижений. У нас же, увы, весь культурно-ценностный климат выстроен под «солдата», а не «таланта».

Все страны мира столкнулись с «утечкой мозгов» и оттоком талантов, но мировые лидеры научились с этим работать

Как показывают исследования, население Росси готово к технологической революции больше, чем европейское. Готовы и к роботам за рулем, и к роботам судьям. Но вот сменить модель развития, сделать серьезные ставки, перестать выделять на «инновации» ресурсы по остаточному принципу, «для галочки», у нас пока не получается. Технологический рывок не стал национальной идеей. Люди больше не горят мечтами о великом – о счастье для всех, о новых рубежах, о космосе, о новом прекрасном мире. И для этого разворота придется поменять национальную философию, придется выработать новый склад ума, который ответит каждому человеку в стране, что происходит, куда мы движемся и зачем мы платим ту или иную цену.

Какова же новая философия, которая должна одновременно освободить предпринимательскую свободу, но вместе с тем сломать механизм гиперконцентрации богатства, который оборачивает весь эффект развития против тех, кто «не вписался»? Будут ли счастливы получатели Безусловного Общего Дохода? Почему растет кривая самоубийств и смертей белых американцев в их лидирующем в технологиях обществе? Почему европейские страны с зашкаливающими показателями «счастья» имеют нулевую рождаемость и копят социальное напряжении от в принципе не интегрируемых в их общество мусульманских мигрантов? На все эти вопросы пока, увы, нет ответов.

И к сожалению, нет ответов, на важные, ключевые вопросы и ни в одной из «стратегий», по которым нам предложено жить следующие годы и десятилетия.

Евгений Кузнецов
Родился 6 августа 1970 года в Санкт-Петербурге, окончил Санкт-Петербургский государственный университет.

Занимался политической аналитикой, проводил социологические исследования, разработал ряд авторских методик социально-политического и технологического прогнозирования, отвечал за кампании на федеральных и региональных выборах.

В 2001–2002 гг. работал в Фонде стратегических разработок «Северо-Запад», где проводил стратегические исследования и вырабатывал экспертные рекомендации по социально-экономическим вопросам. В 2002 году перешел в международное PR-агентство Imageland Edelman. Здесь он разрабатывал комплексных кампании для корпоративных заказчиков и общественно-политические кампаниями федерального масштаба.

В 2006 г. пришел в науку и медицину. Совместно с Симоном Кордонским создал Фонд содействия развитию науки, образования и медицины, а в 2009 г. стал руководить комитетом по связям с научным сообществом российского отделения The International Association of Business Communicators.

В этом же году начал работу в РВК на должности директора департамента развития и коммуникаций, затем стал директором департамента стратегических коммуникаций. Позднее стал заместителем генерального директора — директором проектного офиса и членом правления РВК.

С другими нашими совместными материалами с РБК вы можете познакомиться здесь

Рекомендуем